Письмо майора Абрама (Авраама) Грановского (1911−1974) жене в эвакуацию. 15 мая 1944 года. Опубликовано в «Чёрной книге».
Это письмо сохрани. Это всё, что осталось от нашего любимого Екатеринополя — моё письмо, развалины, могилы земляков и девочка Соня. Больше ничего. Там, где мы с тобой росли, учились, любили, — трава, а близкие в земле.
Нет больше Екатеринополя, его уничтожили немцы. Осталась только девочка Соня.
Когда я приехал в наше местечко, — это было 9 мая 1944 года, — я не нашёл своего дома. Голое место… Я ходил среди развалин, искал людей, но никого не нашёл, все расстреляны. Никто меня не встретил, никто не подал руки, никто не поздравил с победой.
Потом я встретил Соню Диамант. Ей теперь пятнадцать лет. Чудом она спаслась, немцы трижды её вели на казнь. Она мне рассказала о трагедии Екатеринополя.
Приехали эсэсовцы, начались обыски, грабежи, погромы. Всех евреев загнали в особые лагеря. В Звенигородке был лагерь для негодных к труду. Там заперли стариков, больных, женщин с грудными детьми и детей до четырнадцати лет.
Кто мог работать, попал в лагерь возле станции.
6 сентября 1941 года в Екатеринополе расстреляли первую партию: коммунистов, колхозный актив, много евреев.
Всех, кто был в Звенигородском лагере, убили в апреле 1942 года. Убили восьмидесятилетнюю Хану Лернер за то, что она слишком стара, и младенца Мани Фининберг — ему был месяц от роду — за то, что он слишком молод.
В лагере у станции убили не сразу, долго мучили, заставляли работать по восемнадцать-двадцать часов в сутки, издевались. <…> Стариков пороли розгами. Наконец, осенью 1942 года, расстреляли всех — из Екатеринополя, Шполы, Звенигородки — 2000 евреев.
Ты помнишь старого парикмахера Азрила Прицмана? Ему было 76 лет. Он крикнул перед смертью: «Стреляйте в меня! Мои сыны отомстят». Его пятеро сыновей на фронте. А бондарь Голиков! Восемьдесят лет ему было, немцы его ранили, он приподнялся, окровавленный, и закричал: «Гады, стреляйте ещё! Одной пулей меня не возьмёте!» <…>
Первый наш колхозник, старик Мендель Ингер, гордо встретил врага. Это было в первый день, когда пришли немцы. Менделю было семьдесят лет. Он не хотел с ними разговаривать. Его сразу расстреляли.
Я был у могил, и я как будто видел родных, земляков; они мне говорили из-под земли: «Мсти!» Я обещал, что отомщу. Дважды в жизни я присягал на верность своему народу: когда мне вручили мою грозную боевую машину и второй раз — у могилы Екатеринополя.